Заголовка не будет.

«Главное – как можно раньше определиться с тем, кем ты хочешь стать в будущем, выбрать для себя профессию», - лет эдак с восьми каждый день повторяла мне бабушка. И с самых ранних пор я пытался следовать ее советам и искать себе подходящее будущее. Очень быстро поняв, что ни пожарником, ни милиционером, ни даже космонавтом (в отличие от своих сверстников, только и грезящих о ракетах и брансбойтах) становиться мне совсем не хочется, а от упоминания мною профессии электрика у бабушки чуть не случился инфаркт, я, дабы не сильно отличаться от своих сверстников, решил стать врачом. Тем более и бабушка этот выбор одобрила.
Сперва я хотел лечить собак, затем – детей, потом вообще зубы. Но со временем все же определился и стал грезить о дипломе врача-патологоанатома, ну, или на крайний случай, гинеколога.
Продолжалось это довольно долго, я уже примерял на себя белый халатик, а о профессии журналиста даже и не задумывался. Помню, правда, писал стишки зелененькие в детстве, рассказики там всякие. Но как-то несерьезно все это было… А вот клятва Гиппократа приводила юную душу просто в щенячий восторг.
Но как это всегда бывает – то, чего меньше всего ожидаешь от жизни, то обязательно случается. И вот в самом начале учебного года, когда я уже потихоньку готовил школу к счастливому избавлению от себя, в мою родную общеобразовательную пожаловала зачем-то журналистка из одной городской газеты. И естественно наткнулась на меня. Причем в прямом смысле лоб в лоб столкнулась со мной в коридоре.
И мы встретились… Она – типичная журналистка, какую рисовал себе мой мозг – в длиннющем развивающемся плаще, ниспадающей копной жгуче-черных волос и низким хрипловатым голосом. И я – юный паренек, сломя голову несущийся к запасному выходу дабы никем не замеченным смыться с уроков…
И в этот самый момент… нет, не долгожданная искорка истинных чувств мелькнула в давно искавшем вторую половинку сердце… Просто возникла вдруг в моей голове мысль: «А не напроситься ли мне к ним в редакцию юным и перспективным точильщиком карандашей?» И, сперва извинившись, а затем представившись, я нарисовал перед ошарашенной женщиной портрет талантливого и полного новых идей юноши, страстно желающего творить. И почти сразу получил приглашение прийти на собеседование в редакцию. Таким странным способом я и очутился в газете…
Вот скажите, с чего в органах коллективной агитации и организации начинает неопытная молодежь? Правильно, с небольших информационных статеечек о количестве сбитых за ночь светофоров и украденных из загородных гаражей банок с заготовленными на зиму помидорами. Вот и мне сам Бог велел пойти по этой истоптанной сотнями юных ног дорожке. Ан нет. Первый материал мне непременно хотелось сделать большим и слезно-драматичным. И ничего лучшего, чем написание очерка о своей учительнице мне в голову не пришло. Тем более и повод подходящий был –профессиональный учительский праздник. Где-то недели три я мучился (точнее сказать, не я, а женщина с сигаретой и в плаще, которую, как я впоследствии все-таки выучил, зовут Верой и которая стала моим куратором), переделывал свою писанину раз пять. И сколько не переписывал – все получалась сплошная литературщина в духе дешевых любовных романов… В итоге женщина в плаще и редактор дружно решили плюнуть на меня, и, хорошенько перелопатив мое творение, запихали его в номер (на целую полосу, между прочим, вышло).
И вот настал долгожданный момент выхода газеты. Всю ночь я не мог спать и ждал утра, чтобы, как только стукнет 6 часов, побежать в редакцию за свежей газеткой.
Помню, получив заветный номер, я стоял посреди пустой улицы и с наслаждением вдыхал запах еще не высохшей типографской краски со страницы, внизу которой стояла маленькая и незаметная подпись - Ренат Давлет…
Что говорить, счастья у меня было немерено – как любит повторять один мой друг, полные штаны… Весь день - как на крыльях летал. Думал – ну, Ренат, самую лучшую статью за всю историю газеты накропал…
Правда, продолжалась эта эйфория недолго. На первой же планерке мое творение просто разнесли в пух и прах. Да так, что единственным желанием было демонстративно встать, и со словами: «Ну и сидите со своей газетенкой… Не понимаете вы ничего в высоком искусстве», - громко хлопнуть дверью.
Но, уловив взгляд своей наставницы (это та самая женщина в плаще) в котором был не укор, не разочарование, а, наоборот, вера в меня, я этого делать не стал. И понял, что только ради моей же пользы они и опубликовали мой откровенно слабый материал, не став его переписывать, и устроили этот разбор полетов.
Разозлившись на самого себя, я решил всем доказать, что смогу написать по-настоящему хороший материал, и что не зря мне дали фору, приняв в 16 лет в крупную и уважаемую газету.
И словно не было того первого материала, я начал все с нуля, со светофоров и помидоров.
Где-то месяц я просидел на небольших информашках, набивал руку. Но постепенно мне стали поручать и более ответственные задания. И уже в декабре я вновь сел за очерк. На этот раз не стал допускать тех детских ошибок, которые были в первом материале. И написал свой, наверно, лучший материал, который стал первым камешком на весах в пользу выбора журналистики как будущей профессии. А вскоре после этого мне предложили стать штатным сотрудником издательского дома.
Если раньше я просто забегал в редакцию, притом чаще всего лишь в кабинет своего куратора, то теперь я стал полноправным сотрудником газеты, мне выделили персональное место, и на работе я стал просиживать большую часть дня, часто жертвуя занятиями в школе.
Правда, и обязанностей у меня тоже прибавилось. Помимо работы культурного обозревателя, которым я и стал в редакции, моей задачей было затыкать дыры - только обнаруживалась площадь на полосе, которую надо было чем-то заполнить, непременно обращались ко мне. Выглядело все это примерно так:
…Вечер. Газета подписывается в печать, через час ее уже пора отправлять в типографию. Все журналисты, естественно, сдали свои статьи и благополучно ушли домой. В том числе и Ренат. Только вот из всей пишущей братии я жил всех ближе (прямо над редакцией) и чтобы дойти до работы, мне требовалось минуты две. Но только я заходил в квартиру и с довольным видом плюхался на диван, как раздавался телефонный звонок и редактор нервно дрожащим голосом сообщал мне, что в последний момент какая-то сволочь сняла свою рекламу и на полосе образовалась дырка, которую срочно нужно заткнуть. А так как я живу ближе всех, то и обратиться решили именно ко мне.
Месяца через два в день подписания газеты я перестал уходить домой пораньше…
К лету, когда я уже настолько привык к своей работе и людям, окружавшим там меня, что стал проводить в редакции подавляющую часть своего времени, чаша весов окончательно склонилась в пользу журналистики. Что, нужно сказать, неимоверно порадовало весь коллектив газеты, для которой я стал просто-таки сыном полка. Они дружно заботились обо мне как о своем общем ребенке, правда, не забывая брать меня и на дружные общередакторские пьянки, проходившие уж раз в месяц точно, а иногда и почаще.
А как меня отправляли на вступительные экзамены! Всем миром устроили проводы, со слезами на глазах отпускали в далекую Москву, словно и не учиться я ехал, а на войну…
А в конце августа, вернувшись со вступительных испытаний и усердно потрудившись на благо родной редакции еще полмесяца, я уволился из газеты, в которой на тот момент проработал ровно год и успел опубликовать более полусотни материалов.
За это время я не просто с нуля влился в профессию журналиста, о которой до этого и не задумывался, но и смог попробовать на вкус взрослую жизнь, покрутиться в самых различных кругах, испытать себя в коллективе.
За год в газете я понял, что мне реально интересно, осознал, что я могу. И главное, я выбрал для себя будущее, и уже вряд ли поменяю этот выбор.
P.S. Бабушка была очень довольна.